В дебрях Магриба. Из романа «Франсуа и Мальвази» - Анри Коломон

Чувство любви даже в самом своем зарождении, даже у самых черных натур порождает стремление делать хорошее, хотя бы полюбившемуся существу. Хорошее, что мог сделать Омар Мейяд для Мальвазии, он считал что сделал все до мелочей, и сделал так, что бы она не тяготилась его добром – ненавязчиво Мальвази получила прекрасную арабскую лошадку белую и спокойную. Имея возможность сидеть на ней как она того хотела и разъезжать вполне свободно в поле видимости смотрителей, скрытых и спереди и сзади процессиями далеко по сторонам.

Что бы иметь повод приближаться к ней Омар Мейяд пустил свою большую повозку рядом с повозкой итальянки, поэтому не было ничего удивительного в том что Мальвази заехав вперед, заметила за приоткрытым пологом (так предпочитала ездить и она) очень миловидную девушку с необычайным смугло-красным цветом лица. Украдкой она и раньше видела ее, и знала об отношении между ней и Омаром Мейядом. Необычайность девушки заключалась в национальной принадлежности. Ни таких лиц, ни убора волос и одежды с украшениями Мальвази никогда раньше не встречала, разве что было сильное сходство с цыганками; но было и сильное отличие. Так или иначе, а девушка эта сильно приглянулась ей, а схожесть их положения только сближала и рождало желание познакомиться. Но встал казалось непреодолимый вопрос о языке общения.

Видя затруднения со стороны европейки (платье и вуаль пока что выдавали в ней таковую), девушка так же проявляя к ней большое внимание обратилась по-французски.

– Мадам, вы говорите по-французски?

Как больно защемило сердце при звуках речи этого языка. Она сейчас должна была говорить по-французски, но не здесь в дебрях Магриба,7 а во Франции с любимым Франсуа, которого она не видела уже года, и уже отчаялась, жизнь столько наобещавшая пошла на слом; ничего кроме доброго сочувственного внимания незнакомой девушки у нее больше было. И она не выдерживая расчувствовалась, уткнувшись лицом в вуаль и руку.

– Значит с вами несчастье случилось не так давно, как со мной. Я уже свыклась за два года. Да вы плачьте не держитесь, после этого полегчает, может вы сильно много потеряли, так расскажите не держите. Вы потеряли любимого?

– Нет, его я потеряла раньше… Я все время ждала его и хочу ждать… а не ехать куда-то… – впала в слезную истерику Мальвази. Она охотно дала себя обнять уткнуть голову в плечо, вставшей в повозке девушке. Утешая она вспомнила о себе.

– Меня украли два года назад прямо с праздника во дворце моих родителей… Меня собирались вернуть за большой выкуп, но побоялись попасться. Мой отец – грозный раджа, поклялся казнить тех кто так преступно воспользовался его гостеприимством. Поэтому я вместо того что бы вернуться к моим горячо любимым родителям и моему старшему брату, которого я тоже не могу забыть, я из-за гнева отцова потеряла родной дом. С арабскими купцами я была и в Багдаде и Дамаске, и на Крите, где меня продали на женском рынке. Оттуда я попала в Алжир, где меня стали обучать сразу нескольким языкам, в том числе и арабскому… вернее я хотела сказать французскому, а арабский я старалась не учить, потому что так боялась остаться в этой стране. Но моим мечтам попасть во Францию не суждено было сбыться, однажды ночью в доме, где жило еще несколько женщин как я, поднялись крики, вошел наш нынешний господин с моим бывшим хозяином. Они о чем-то спорили или ругались… потом господин Омар Мейяд прошелся по нашим комнатам, увидев меня, схватил меня за руку и не дав даже как следует одеться увел за собой…

На счет того что было потом, девушка загадочно улыбнулась, заставив улыбнуться и Мальвази, знавшую уже на что горазд был Омар Мейяд.

– Так я побывала и во Франции и в Испании…

– Как тебя звать?

– Рита. А я знаю ваше имя. Вы итальянка?

– Рита умоляю тебя, давай на ты. Тем более что мы обе принцессы, только ты индийская, а я итальянская. Ну, а если две принцессы объединятся, они заставят любого варвара себя зауважать. Нет Мальвази, – снова так же загадочно улыбнулась индианка. – Я ему не принцесса, а рабыня. Я когда вижу его широкую грудь, мое тело дрожит и слабеет перед ним. Я ничего не могу с собой поделать.

– Та-ак! Это значит ты любишь его! – рассмеялась Мальвази вместе с Ритой. Арабский хищник до женщин, стряхнутый от черных коршунских перьев был немного обсужден голеньким.

Продолжительный перерыв в разговоре, случившийся непроизвольно, был заполнен не тем, что бы ощутить прекрасную погоду в воздухе, синь неба, пейзажи природы вокруг, а как будто, как это всегда за женщинами во время такого молчания кажется, они заняты только тем что бы подыскать новую тему для разговора. Неизвестно, может мы в них что-то недопонимаем, но разговаривать с ними откровенно на темы подобного рода панически ими отвергается и пресекается.

– Ох, Рита, я даже не знаю как мне дальше быть?

– Милочка моя, поверь мне, как женщина женщине тебе только добра желаю, – с глубокой взволнованностью, присущей опыту, проговорила девушка совсем непохоже для своих лет. – Я пробыла среди этих извергов уже два года и одно тебе могу сказать: смиряйся и подчиняйся, и ни в коем случае ни в чем не сопротивляйся – назло сделают еще хуже. Могут что хочешь с тобой сделать, даже искалечить, это звери, я на такое насмотрелась! Как бы тебе не было плохо, больше всего бойся разозлить, Я тебя просто умоляю, сбрось гордыню, забудь кем ты была помни кто ты есть – слабая беззащитная женщина.

Мальвази вспомнила как она отшила одного такого опасного для женщин, но не сомнения овладели ей, а робость и неуверенность за то что она сделала.

– Рита, как ты думаешь? – спросила она после некоторого раздумья – Туда куда мы попадем, мы будем иметь хоть мизеринку свободы? … Я хочу написать и отправить письмо.

– Моя весточка так далеко, до Индии ни за что не дойдет… Мальвази, заклинаю тебя не делай этого! Ничем тебе это уже не поможет, только навредит. Отнимут последнюю свободу что оставалась, будешь целыми днями находиться в одном месте, ни куда не выходя.

– Рита, милая, я знаю как и что мне делать, поверь мне.

– Что ты можешь сделать, кому ты напишешь, скажи мне?

– В испанское посольство. Поверь мне мое письмо дойдет или до рук короля, или до ушей, но последнее это уж точно.

– Мальву-ази! – от протяжного тона разочарования у Риты забавно получилось произнести ее имя на французский лад, – Зачем испанскому королю, пусть даже он и француз, беспокоиться судьбой итальянки, когда это должен делать итальянский король?

Хотевшая ей много что сказать Мальвази вместо слов, вдруг рассмеялась.

– Рита, ты ничего не понимаешь, нет никакого итальянского короля. Мой король – испанский. Мой дядя его враг. Возможно скоро война в Испании кончиться, потому что австрийцев уже выбивают из Каталонии. После, у короля появиться возможность навести порядок в остальных землях, и он наведет и разберется с моим преступным дядей, посмевшим меня продать мусульманам!

…А я даже поняла почему мой дядя захотел от …меня отделаться, – смекнула она, – Над ним может встать более сильная власть, и я могла высудить у него все те земли и деньги, которые он незаконно отнял. Так что я очень нужна властям. Держись за меня, подруга и я тебя тоже выручу!

– Хо-хо! Не досталось бы нам за такие проделки по первое число.

– Сейчас посмотрим кому это достанется, нам или им?

Впереди возникал Омар Мейяд в своём неизменном черном одеянии, на высоком жеребце, в чем-то схожий с дядей. Мальвази почувствовала что, что-то в ней вызывающее, идущее в разрез с требованиями, воспользовавшись особым женским чувством ощущения своей внешности, нашла что не прикрыто лицо. Верным неприветным движением, она заставила плотной шелковой материи спасть. Рита, заметив эти приготовления, выглянула из-за края накрытия, и смело принялась смотреть на «изверга». Омар Мейяд видя такое дело, и не желая с собой играться, резко указал головой во внутрь, желая поговорить с Мальвази. Но та обернулась на Риту.

– Не трусь! – поддержала ее Мальвази, произнеся по-французски, что задело и заставило обратить внимание Омара Мейяда на нее.

Рита все же отвернулась вовнутрь, сохранив гордость тем, что осталась на прежнем месте.

– Может быть вы мне уделите внимание…, и не будете делать вид что не замечаете меня? – твердо произнес Омар Мейяд, обратив на себя вальяжное внимание сеньоры Мальвази.

– Сеньор Мейяд, я разговариваю с подругой. Вы что не считаете себе за правило: в разговор женщин уважающему себя мужчине должно быть зазорно лезть?…

Мальвази сделала паузу в которой противной стороне наверняка нечего было ответить, затем продолжила:

– Может быть наши мужчины не бояться есть свиней, но зато очень боятся свиньею оказаться.